Лео Перуц - Прыжок в неизвестное [Свобода]
Соня закурила папироску и откинулась на спинку стула, как если бы уже сидела в вагоне и неслась мимо Мюрццушлага, Санкт-Петера или Опцины.
— Будете ли вы мне все писать в Венецию? — спросила она, пуская дым клубами. — Венеция, posta grande[4]. Вы тоже, мистер Броун?
— Что же мне вам написать? — спросил мистер Броун, не отрываясь от своей книги.
— Что случилось нового в конторе.
— Что же может случиться нового? — отозвался бухгалтер и спрятал голову между двумя листами. — Что Коломан Штейнер в Грос-Кикинде предлагает шесть процентов, это вас, вероятно, мало заинтересует. Будьте довольны, что несколько дней не будете об этом слышать.
Фрейлейн Постельберг уже позаботится о новостях, — вмешался в беседу господин Нойгойзль. — В этом месяце волосы у нее вишнево-красные, после первого числа очередь за цветом травянисто-зеленым, это я знаю из надежного источника.
— Вы этого у нас, вероятно, все равно не увидите, господин Нойгойзль, — отразила удар жертва нападения, неделикатно намекая на угрозу патрона. — Так что вам должно быть безразлично.
— Деточки, перестаньте ссориться! — остановила ее Этелька Шпрингер. — Скажи-ка лучше, Соня, что скажет Стани, когда услышит, что ты укатила с Георгом?
— Стани? — Соня пренебрежительно пожала плечами. — Пусть говорит, что хочет. С ним у меня все кончено.
— У тебя все эгоизм и расчет, — сказала фрейлейн Постельберг.
— Как можешь ты это говорить? — вскипела Соня. — Пожалуйста, не суйся в мои дела.
Она достала из сумочки фотографию своего друга и поставила ее перед бухгалтером.
— Это Георг Вайнер. Разве он не хорош собою, мистер Броун? Разве не хорош?
Мистер Броун как раз был занят сложением и не имел времени отвести взгляд от страницы.
— Как ангорский кот, — сказал он, однако, на всякий случай. — Семнадцать… двадцать шесть… тридцать два. Как шелковичный червь.
У него от многолетней деятельности в области шелковой промышленности составилось смутное представление о шелковичном черве как о каком-то особо красочном животном.
— Нет, серьезно, мистер Броун, — приставала Соня, — скажите, разве он не красив?
— Пятьдесят один… пятьдесят девять… шестьдесят четыре. Как олень с Карпат.
Соня огорченно повернулась к нему спиною и положила фотографию на свой столик.
— Мне жаль Стани, — сказала фрейлейн Постельберг. — Не знаю почему, но он не выходит у меня из головы. Послушайся меня, брось Венецию и скучного Вайнера и поезжай к своей тетке в Будвайс, как в прошлом году.
Соня скроила гримасу и решила, что не стоит отвечать.
— Как райская птица! — произнес, нагибаясь над своею конторкою, мистер Броун, машинально, во время складывания, подыскивая правильное сравнение для красоты Георга Вайнера.
— Тебе-то легко,конечно, — продолжала Клара Постельберг. Ты уже завтра будешь Бог весть, где порхать, когда он придет сюда и устроит нам скандал. Наслушаемсямы тогда упреков от него. Так это было и на прошлой неделе, когда ты с Вайнером поехала в театр. Он пришел в исступление, когда не застал тебя. Вел себя совсем как дикарь — жаль, что тебя не было при этом, — ревел, как…
— …Как сибирский медведь, — дополнил мистер Броун, все еще находясь во власти зоологических представлений и не зная точно, о чем в данное мгновение идет речь.
— У него нет никаких оснований волноваться, — спокойно сказала Соня. — Я уже ему не раз говорила, что между нами все кончено навсегда. Впрочем, вы можете ему в самом деле сказать, что я поехала к тетке в Будвайс.
Господин Нойгойзль отложил в строну перочинный ножик, при помощи которого достиг важного усовершенствования в механизме своих часов.
— Если вы воображаете, — сказал он Соне, — что ваш отставной друг не вполне точно знает, что вы замышляете…
— Ну и пускай знает, — перебила его Соня. — Тем лучше. У меня нет причин играть с ним в прятки. Где вы его встретили?
— Вчера вечером он подсел ко мне в кафе «Систиния», — сказал господин Нойгойзль, щелкнув крышкой часов и положив их в жилетный карман. — Я собирался спокойно читать газету, но это мне не удалось. До девяти часов мне приходилось непрерывно внимать его любовным жалобам, а от девяти — выслушивать его мстительные замыслы. Это меня очень интересовало, — иронически заключил господии Нойгойзль.
— Какой у него был вид? Очень взволнованный? — спросила с любопытством фрейлейн Постельберг.
— Сначала он очень волновался, но под конец у него возникла одна идея, и тогда он успокоился. Он что-то говорил о шестистах кронах, которые собирается раздобыть, и о том, что на эти деньги намерен поехать с фрейлейн Гартман в Париж или на Ривьеру.
— На Соню Гартман эта новость не произвела впечатления, зато фрейлейн Постельберг при слове «Париж» пришла в экстаз.
— Соня! — воскликнула она восторженно, откинула голову назад и мечтательно подняла глаза к потолку. — Париж! Бульвары! Пер-Лашез! Монмартр!
— Одеколон! — передразнил ее, гримасничая, господин Нойгойзль. — Шапокляк! Voila tout[5]!
Затем он встал и принялся что-то энергично нашептывать бухгалтеру.
Мистер Броун, казалось, не слышал его, продолжая неутомимо писать и считать. Только спустя несколько минут отложил он в сторону перо, взглянул на стенные часы и хлопнул себя рукой по лбу.
— Уже три четверти десятого? Может ли это быть? — спросил он. — Сколько у вас на часах, господин Нойгойзль? Неужели три четверти десятого? В таком случае меня уже четверть часа поджидает доверенный братьев Гольдштейн. Деловой разговор! Господин Нойгойзль, можете мне сопутствовать, чтобы научиться обхождению с клиентами. Если патрон случайно вернется, то вызовите меня из кафе «Систиния», фрейлейн Шпрингер: кельнер знает меня. Телефон один семьдесят восемь тридцать шесть.
— All right, мистер Броун, — сказала Этелька Шпрингер.
— Вам это почему-либо не нравится, фрейлейн Постельберг? — обратился мистер Броун к переписчице, обменявшейся с практикантом Иосифом немыми взглядами взаимного понимания.
— Что вы, помилуйте! — возразила Клара Постельберг. — Я ведь знаю: les affaires sont les affaires[6].
— Бьюсь об заклад, — сказала она, когда мистер Броун ушел из конторы с господином Нойгойзлем, — что он пошел играть с Нойгойзлем в карамболь. Всякий раз, когда патрон на скачках, у Брауна деловые разговоры в кафе «Систиния», и всегда он берет с собою Нойгойзля.
— И хорошо делает, — сказала Этелька Шпрингер.
Клара Постельберг подсела к Соне.
— Что ты имеешь против Стани?
— Ничего, — сказала Соня. — Решительно ничего. Просто я его разлюбила.
— Почему же? И с каких пор?
— С каких пор? В сущности, я его по-настоящему никогда не любила, разве что только в тот день, когда познакомилась с ним. Позже я его только боялась: он дик и невменяем. Когда я бывала с ним на людях, то мне всегда приходилось дрожать, как бы он с кем-нибудь не затеял ссоры.
— Но ведь он очень дельный малый, — сказала Клара Постельберг, — и понимает решительно все. Во всем он знает толк. Недавно он мне объяснил, отчего все фруктовщицы стоят всегда на крестьянском рынке, а цветочницы на Кертнерштрассе. Теперь я это забыла, но это было очень интересно. К тому же он ведь рослый и красивый человек, не такой, как Георг Вайнер, этот…
Она не договорила. Позвонил телефон. Она вскочила и побежала в кабинет главы фирмы, у которого телефон стоял на столе. Через несколько мгновений она вернулась.
— Соня, тебя зовут к телефону.
— Георг?
— Кажется, он.
Соня пошла к аппарату. Клара Постельберг взялась за газету. Она начала с последней страницы и стала читать объявления, сначала легкомысленные, старавшиеся прерывистыми зовами любви вскружить голову «той восхитительной барышне» в белом, розовом или голубом платье, затем солидные предложения более положительных господ с некоторым соответственным или даже с довольно значительным капиталом. Практикант Иосиф играл при помощи двух медных крейцеров в увлекательную азартную игру собственного изобретения. Этелъка Шпрингер писала открытое письмо. Только шелест газеты и тиканье стенных часов нарушали тишину.
Вдруг фрейлейн Постельберг уронила газету.
— Этель, прислушайся-ка! Мне кажется, патрон вернулся!
Деревянная лестница, которая вела из склада в контору, скрипела под тяжелыми шагами. Две пишущие машины начали яростно стучать. Две головы склонились над вдвинутыми под валики листами бумаги. Нос практиканта беспокойно засновал между страницами наскоро раскрытой копировальной книги.
Но не господин Клебиндер, глава фирмы, взошел по лестнице, а Станислав Демба. В дверях он остановился и, прищурившись, обвел глазами комнату. Светло-коричневое пальто свободно висело у него на плечах. Спереди он стягивал его на груди руками.
— Соня здесь? — спросил он.
